В ответ на комментарий № 123 (Санчес): Прочитал. Понятно, красиво, достойно. Пока не подключил разум. Всё сводится к банальному: "Начни с себя. Посмотри на себя образина." Подошёл к зеркалу, посмотрел. Действительно образина. Пошёл помылся, почистил зубы. Вышел на улицу. Пока спускался по лестнице, увидел двух русских парнишек, разрисовывающих подъезд непристойностями. В углу с десяток таджиков с узбеками. Сжались бедные, в глазах страх застыл, плачут. На ступеньке сидит детина, здоровенный чеченец, обхватил руками голову и раскачиваясь из стороны в сторону с отчаянной безнадежностью, как молитву повторяет: "Что же вы делаете мальчики. Как вам не стыдно." Я одёргивать парнишек не стал, побоялся, прошёл мимо, ощущая животный страх. Мгновением ранее, не то, что увидел, буквально ощутил спиной, взмокшей от холодного пота ужаса, как один из парнишек злобно улыбнулся другому, ехидно подмигнул, надевая на руку кастет. Второй, оскалившись, показал нестройный ряд выщербленных зубов. Всем своим видом показывая, что он хорошо понял товарища и достал из-за пазухи туристический топорик, ласково произнеся: "Ещё от прадеда остался, когда он им басурманам головы резал." В этот момент у меня волосы от страха не то, что встали, они осыпались! Не помню, как я оказался на улице. У меня поседела кожа от того, что я там увидел. Пара, тройка русских полугрудных ребятишек творили такое, что описанию не поддаётся. Выволакивали за волосы из подвала дома молоденьких азиаток и совершали насилие непостижимое разумом. После чего выгрызали сердца у бедных жертв. В обессиленном состоянии я упал на колени, руки вознеслись к небу, вся моя сущность взывала: "Опомнитесь русские. Воздастся Вам многократно! Опомнитесь русские." Вдруг, я ощутил лёгкое, мягкое, нежное прикосновение ангела к моему плечу, от которого повеяло отеческим теплом. Я медленно, боясь растерять то блаженное состояние, приобретённое секундой назад, обернулся. Передо мной стоял один из тех мальчиков. Его рука, обагрённая ещё тёплой кровью жертв лежала у меня на плече. С детской непосредственностью и с явным удовольствием, ковыряя в молочных, еле проклюнувшихся зубах чьим-то отломленном ребром, он отечески произнёс: "Да ладно тебе. Не парься. Это наша вековая традиция. Наши предки ещё так жили". За его спиной поднималось солнце, медленно окрашивая алым цветом мирные горы Кавказа. Последнее, что я увидел падая в обморок. Минуло много лет, но только сейчас, сидя, прикованный цепью к скале, с остатками объеденной мной крысы на коленях, я понимаю, начни я тогда с себя и всё было бы совсем, совсем иначе.
