Александр Петров
17.04.2014
В ноябре 2013 года наш ребенок (ему только исполнился год) перестал ходить, а потом и ползать. Безрезультатно походив по поликлиникам, мы отправились в Морозовскую детскую городскую клиническую больницу, как одну из лучших и старейших больниц в Москве. На приеме нас несколько раз погоняли по разным корпусам и положили ребенка с женой в Неврологическое отделение. Несколько дней ребенку мерили температуру, смотрели глазки, зубки, ушки и т. д. Лечащий врач Шарина Г. Б. на четвертый день наконец-то отправила ребенка на рентген. В этот вечер жена позвонила мне и сквозь слезы сказала фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Приезжай скорее, он умирает!». Как оказалось, врач-психиатр (или невролог?) по результатам рентгена обнаружила у ребенка в груди опухоль, которую посчитала, с большой долей вероятности, либо лимфомой, либо нейробластомой, т. е. практически раком. И добавила, что шансов у нас мало и нам остается только молиться. В этот вечер у ребенка поднялась температура до 38 (вероятно, из-за маминых переживаний), и Шарина Г. Б. быстренько сплавила ребенка в реанимационный корпус в одном одеяле (дело было в январе 2014). В реанимации к ребенку не пускали и нас отправили домой, уверив, что с ним все будет хорошо. Мы, разумеется, в полном шоке уехали. На следующее утро мы уже были в больнице, неприятным сюрпризом стало то, что к ребенку попасть было нельзя, по словам врача, отделения реанимации. Но ему, спустя уже почти неделю, наконец-то сделают МРТ сегодня. Нас пригласила к себе заведующая отделения реанимации Семенова Любовь Петровна, для обсуждения результатов анализов. У нас сложилось впечатление, что это очень занятая женщина, потому что ее было очень сложно поймать, ибо она является начальником сразу двух реанимационных отделений, и явно не успевает уследить ни за одним, ни за вторым. Когда мы наконец дождались ее появления у своего кабинета, она велела нам подождать, пропустив к себе вежливого молодого человека в костюмчике с ворохом листовок Сбербанка, зажатых в кулачке. По всей видимости, г-жа Семенова предпочитала решать финансовые вопросы личного характера прямо на рабочем месте, чтобы не тратить драгоценное время отдыха. Г-жа Семенова, повздыхав, сказала, что у нас опухоль, которая раздавила несколько грудных позвонков у ребенка. По всей видимости, нейробластома (рак) с метастазами в легких. Она сказала, что шансов у нас мало, но доктор Попов Владимир Евгеньевич, заведующий отделением нейрохирургии и нейроонкологии уже не раз делал такие операции и он будет делать нам операцию. На следующий день нас после слез жены наконец-то пустили к ребенку. Он лежал связанный, неумытый, с потеками слез и какими-то порезами на лице. Малыш вцепился в руку мамы и… в общем, уйти оттуда было очень тяжело. Несколько дней шли консилиумы и совещания по поводу нашего ребенка и, наконец-то, нас пригласила на беседу Петряйкина Елена Ефимовна, зам. Главного врача. На встречу пришел и хирург Попов. Петрякина соловьем разливалась о том, как нам будут делать операцию, что мы можем никак не беспокоится, что все будет в лучшем виде, а Попов кивал головой с видом хорошо дрессированного спаниеля. Для операции нужна была специальная система крепления позвоночника, которую уже давно ищут для нас. Операцию назначили на послезавтра. Однако, утром того дня нас ждал сюрприз – нас выписывали. Я позвонил Петряйкиной, она сказала, что нас переводят в НПЦ в Солнцево, это специальная онкологическая больница и т. д и т. п. Нам вручили с собой полторы странички выписки из истории болезни и ребенка на машине скорой повезли в НПЦ. То есть, подытоживая все пребывание в Морозовской: осмотр ушек, глазок, носика, 1 рентген и 1 МРТ. И полторы странички записей. И это все за почти две недели. Как оказалось позже, этот перевод в НПЦ спас нашему ребенку жизнь. А точнее, жизнь спасла менеджер компании, по производству систем для поддержки позвоночника. Когда Попов или Петряйкина позвонили в эту компанию, женщина (в прошлом врач) спросила их один вопрос: «Вы когда-нибудь делали подобные операции?», на что морозовцы ответили правду – «нет». «Тогда я не продам вам эту систему» ответила женщина, чем спасла нам жизнь. По всей вероятности, Попов или Петряйкина хотели использовать эту операцию как эксперимент. Если бы она удалась, Попова бы вывезли на выставку и вручили еще пару медалей, а если бы нет, то… но ведь нас заранее решили подготовить к тому, что шансов мало. И это страшно. Позже, в НПЦ понадобились результаты некоторых анализов, и я отправился в Морозовскую. Я позвонил Петряйкиной, которая недовольным тоном сказала мне: «Вас же выписали, больше я вам ничем помочь не могу». Проведя полдня в поисках нашей истории болезни, я отправился в архив, где две женщины, дай Бог им здоровья, нашли неуловимую Семенову Л. П. и выудили из нее нашу историю болезни. Полистав ее, я обнаружил много интересного, например, что ребенку БЕЗ нашего согласия сделали пункцию костного мозга под наркозом и то, что все время, пока он лежал в реанимации, из него по три